ЗАГАДКИ ДРЕВНЕГО ВОРОНЕЖА

ТАЙНА ИМЕНИ

На карте нашей необъятной Радины имеются тысячи различных городов и поселков. И все они не похо­жи друг на друга. «Что ни город, то норав», — гласит русская пословица. Каждый из них имеет свою непов­торимую историю, своеобразный внешний облик и ко­лорит. Города словно люди рождаются, живут и уми­рают, порой меняя местоположение и даже название, обретая статус загадочных населенных пунктов. Следы таких поселений теряются в глубине веков. К таким городам относится и Воронеж. Его история — одна из загадок -средневековья, ибо твердо устоялось мнение, что свой отсчет он начинает с построения в 1585 году сторожевой крепости. С этого момента ведется непре­рывный ход его сложной и противоречивой истории до сего времени. Но в летописях также упоминался Воронеж, в арабских и персидских источниках купцы и путешественники указывали на город Вантит, распо­лагавшийся «на пределах Руси», причем размещали этот город в пределах современного Воронежа. А еще раньше это поселение упоминалось в готских источ­никах.

Следовательно, Воронеж как поселение, крепость, город то объявлялся в источниках, то пропадал. Он словно птица Феникс после сожжения и гибели вновь возрождался, чтобы исчезнуть и вновь обрести реаль­ные черты.

История Воронежа подобна огромному айсбергу, плывущему по волнам реки времени. Видимая, надвод­ная часть его — это восемь веков летописной истории (из них четыре века существования крепости), а еще большая, невидимая, подводная часть уходит во тьму веков славянской истории. Об этом свидетельствуют данные археологии (на правом берегу реки Воронежа находится более тысячи могил древних славян, про­живавших в этих местах), летописи, древнейшие ману­скрипты, сочинения арабских и персидских авторов.

В энциклопедических изданиях подчеркивается, что Воронеж — древнейший русский город, впервые упоми­наемый в Ипатьевской летописи под 1177 годом. Ис­торики Н. М. Карамзин, В. Н. Татищиев признавали его древность. Этого же взгляда придерживался лето­писец Воронежского края [1] — Е. А. Болховитинов. В статье «Розыскания о городах в пределах русских кня­жеств с 1054 по 1240 г.» профессор М. П. Погодин считал, что свое начало Воронеж брал с 1177 года. Имен­но в тот год закончилась междоусобица — владимирско­го князя Всеволода — с рязанским князем Глебом, шурин которого Яропол. к Ростиславович бежал с поля брани на реке Колокше в летописный Воронеж, где, побеж­денный, проходил «от града во град». Подобная неоп­ределенность дала возможность дореволюционным ис­торикам подвергнуть летописные строки сомнению. Первыми этому искушению поддались ученые К. А. Не- волин и Н. И. Надеждин. «О городе ли Воронеже здесь говорится? Не о реке ли только, на которой он стоит?»

С этого момента взгляд на дату летописного Воро­нежа был поколеблен. Исследователи края JI. Б. Вейн — берг, Г. М. Веселовский, М. А. Веневитинов и другие стали придерживаться мысли, будто в летописях шел разговор о Воронеж-реке, а не о городе. Эта точка зрения на многие годы возобладала над умами ученых и приостановила научную разработку древнейшей ис­тории города и края.

С новой силой спор о летоіписном Воронеже разгорелся в начале XX столетия среди членов Воронежской

ученой архивной комиссии (далее сокращенно — ВУАК). Ещев 1896 году воронежский краевед С. Е. Зве­рев выступил в Риге на X археологическом съезде с докладом «Следы христианства на Дону в домонголь­ский период», в котором, опираясь на определенные источники, доказывал существование города Воронежа в XII веке. При этом он ссылался на старинную руко­пись — родословную книгу рязанских князей, найден­ную им в имении дворян Муромцевых в селе Балов — неве Данковского уезда Рязанской губернии. В начале 1898 года статья С. Е. Зверева была опубликована в га­зете «Воронежский телеграф», а несколько позже в «Трудах ВУАК». Отвечая на нее, краевед из Задонска С. Н. Введенский попытался опровергнуть доводы С. Е. Зверева, ссылаясь на то, что до сих пор нет кон­кретных археологических данных, подтверждающих его догадку. «…Вопрос этот решится не путем разбора ле­тописных известий и позднейших исторических мате­риалов, — писал он, — а при помощи новых археологи­ческих данных». Этой фразой С. Н. Введенский как бы подводил итог возникшему спору, предлагая времени разрешить данную проблему. Но С. Е. Зверев не успо­коился, а еще настойчивее стал искать следы летопис­ного Воронежа. Летом 1904 года вместе с краеведом

А. И. Милютиным они обошли, объездили и тщательно исследовали территорию вокруг города на 30—40 кило­метров окрест, но веских доказательств своей гипотезы так и не нашли. С того времени члены ВУАК повели систематические раскопки вокруг города. В урочище Частые Курганы под Воронежем летом 1911 года им удало-сь найти скифское захоронение, где был найден серебряный сосуд с рельефным изображением скиф­ских воинов. Ныне он хранится в Государственном Эрмитаже в Петербурге. Следов же летописного Во­ронежа члены ВУАК не обнаружили. Однако их поис­ки дали толчок систематическому изучению края в ар­хеологическом отношении. Большой размах эти рабо­ты получили в советское время. Был накоплен богатей­ший материал, позволяющий судить об этапах заселе­ния Воронежского края.

Вопрос о дате возникновения города волнует и сов­ременных исследователей. Большинство из них дату

основания Воронежа относят к 1585 году, то есть году принятия царского указа о строительстве сторожевой крепости. Однако академик М. Н. Тихомиров все-таки полагал Воронеж существующим с древнейших времен Этой же мысли придерживались и академик Б. А. Ры­баков, историк В. Т. Пашуто, писатель В. В. Каргалоз и другие. Местные ученые — археологи А. Н. Моска­ленко, А. 3. Винников, А. Д. Пряхин, историк Е. Г. Шу — ляковский и другие также высказывали предположение о том, что Воронеж — древнейший русский город. Исто­рики В. Н. Замятин и Е. В. Чистякова в 1963 году, рецензируя коллективный труд «Очерки истории Воро­нежского края», писали: «…Возникновение Воронежа

следует отнести к 1177 году — времени упоминания о нем в летописи, а не к 1586 году, когда по указу царя поселение было обнесено стеной».

Единодушного мнения о дате возникновения города среди ученых до сих пор нет. И главная причина раз­ногласий, видимо, заключается в том, что сторонники летописного Воронежа говорят о поселении, а их оппо­ненты — о дате появления города-крепости. Это со­вершенно разные явления. В древности поселение воз­никало стихийно ‘в силу определенных экономических, социальных, географических и прочих причин. Лишь впоследствии поселение перерастало в город. Создание же городов, особенно на границах страны, — это пре­рогатива верховной государственной власти. Города возводились как военное, оборонительное или стороже­вое сооружение, как крепость. Созданию таких крепо­стей на Руси придавалось большое значение, так как они защищали страну от иноземных поработи­телей.

Спор о летописном Воронеже тесно переплелся с расшифровкой этимологии самого слова «Воронеж», где также не достигнут полный консенсус среди уче­ных. Что же означает слово «Воронеж», какой смысл таит оно в себе? Над разгадкой этой тайны бились спе­циалисты различных отраслей знаний с середины про­шлого столетия. Еще в прошлом веке языковед-сла — вгістИ. И. Срезневский имя города увязывал со словом «ворона». Немецкий ученый М. Фаемер, автор трех­томного «Этимологического словаря русского языка», выдвинул предположение, что название «Воронеж» произошло от прилагательного «вороной» (черный). Он также приметил этимологическую общность назва­ний реки Воронеги, впадающей в Ладожское озеро, со словом «Воронеж».

Долгое время вопрос об этимологии слова «Воро­неж» в основном вращался в плоскости этих предпо­ложений.

В 1947 году на конференции в Ленинграде по воп­росам финноугорской филологии исследователь А. И. По­пев слово «Воронеж» объяснил, исходя из мордовско­го понятия «вир» — лес. Эта версия была скептически воспринята специалистами. Однако в 1964 году ее под­держал воронежский краевед А. В. Кожемякин. По его мнению, слово «Воронеж» есть не что иное как интер­претация мордовско-го слова — «вирьнеже» — лесная защита. Его гипотеза в какой-то степени подкрепля­лась существованием реки Лесной Воронеж [2].

В 1966 году профессор Воронежского университета

В. П. Загоровский в своей брошюре «Как возникли названия городов и сел Воронежской области» выска­зал ‘новую гипотезу. Он заявил, что «Воронеж» есть производное от реки Борона, то есть «Ворона тож», следовательно, «Воронеж». Но вскоре ему пришлось отказаться от этого предположения.

В 1969 году советский писатель Л. В. Успенский издал интересную книгу «Загадки топонимики», где слово «Воронеж» вывел от собственного имени славя­нина «Воронега». Эту мысль поддержал профессор Воронежского университета В. П. Загоровский и раз­вил ее далее. В книге «О древнем Воронеже и слове («Воронеж» (1971) он писал: «Автор пришел к выводу о неизбежности существования русского имени «Во — ронег» в 1969’ году независимо от Л. В. Успенского, но •связал исторически с этим именем название не города Воронежа, а поселка Воронеж на Украине. Публично

эту точку зрения мы высказали в докладе на заседа­нии ученого совета исторического факультета Воронеж­ского государственного университета в марте 1970 го­да». С того времени и по сей день профессор В. П. За — горовский придерживается этой точки зрения. По его мнению, первым поселенцем и главным действующим лицом в нашем крае выступал славянин ‘Воронег, при­бывший сюда с левобережья Днепра, из поселка Воро­неж. Он дал свое имя сначала безымянной реке, от нее название перешло на поселение. Так ли это? Не­вольно возникает ряд встрссов. И первым из них — до сих пор историческая наука не нашла такого сла­вянского имени. И второе — это, пожалуй, самое глав­ное: «имена рек в древнейшие времена были токмо нарицательными» (Мурзаев Э. М. Топонимика попу­лярная. М., 1973, с. 26). В древности собственными име­нами реки не назывались. Поэтому, на наш взгляд, гипотеза В. П. Загоровского небесспорна, и поиски ис­тины должны быть продолжены. К тому же археологи­ческая наука ныне дала богатейший шанс для поиска летописного Воронежа. Летом 1968 года в связи с под­готовкой места под будущее водохранилище близ го­рода в пойме реки археологи университета провели се — «рию расксіпок. На стоянках «Университетская I» и в районе ІІІиловского кордона были найдены следы древ­нерусских поселений XII—XIII вв. Среди множества черепков посуды имелись изделия, изготовленные на гончарном круге, помеченные клеймом местного масте­ра. Как известно, клейма русских мастеров в Киевской Руси характеризовали изделия городских ремесленни­ков.

«Не исключена возможность, — сделали вывод ар* хеологи, — что находки имеют какое-то отношение к спорному вопросу о существовании Воронежа в XII веке».

Казалось бы, эти открытия дали воронежским крае­ведам ариаднину нить для дальнейших поисков. Но, увы!

К 400-летию со дня основания воронежской крепо­сти в среде краеведов вновь вспыхнул схоластический спор, выплеснувшийся на. страницы журнала «Подъем» (1S82, № 9). В статье «Тайна имени» краеведы Евге- пип и Юрий Пульверы (отец и сын) пытались опро­вергнуть гипотезу профессора В. П. Загоровского. Они согласились с версией краеведа А. В. Кожемякина (так и не назвав его имени), подчеркнув, что «мордовская теория остается в силе. Она проще и «прочнее» — име­ет меньше уязвимых мест». При этом Пульверы не удержались от своей версии. Мордовское — слово «вир», они увязали с тюркским «онгуза» (онуза) — вода. «Вор-онуза» — читай «Воронеж» — означало «лесная вода». Статьей-откликом «Еще раз о слове «Воронеж» (в том же журнале), опровергая доводы Пульверов, Загоровский вновь подтвердил свою прежнюю гипо­тезу.

Он подчеркнул: «В XII и XIII вв. русские летописи упоминали о загадочном, неизвестно где расположен­ном Воронеже».

Этот загадочный город профессор разместил близ Липецка на Романовом городище.

Так. ли это? Археологические раскопки последних лет, особенно Семилукского городища на правом бе­регу Дона, а также Животинного городища на правом берегу реки Воронежа, существенно изменили взгляд — на трактовку летописного города. Эти открытия* архео­логов подтвердили мысль, что летописный Воронеж мог существовать близ устья реки, а не в верховьях, как предполагает историк В. ГІ. Загоровский и другие.

О том, что на месте сторожевой крепости, возведен­ной в 1585 году, было поселение, свидетельствует «Дозорная книга» московского дьяка Григория Кире­евского, в 1615 году сделавшего опись воронежской крепости.

Им записано, что церковь пророка Ильи, святых Фрола и Лавра при строительстве была возведена «на посаде на старом городище».

Разве это и ряд других городищ вдоль правого бе­рега реки Воронежа, расположенных через один-два километра друг от друга, не могли быть местом лето­писного Воронежа?

Вчитываясь в истлевшие — строки древних книг и различных документов, сравнивая их с данными архео —

логин, учитывая топографические особенности местно­сти, используя данные нумизматических находок, можно прийти к интересным результатам и даже к ис­тине, которой мы так добиваемся.